Подвижник Десятинного храма Иоанн Босой

Житие подготовили:

Протодиакон Антоний Коваль

Монахиня Елена (Кругляк)

Житие блаженного Христа ради юродивого Иоанна Босого (Ивана Ивановича Расторгуева)

«Если угодно будет Господу Богу прославить своего праведника,

то он прославит его видимо» - духовник подвижника,

настоятель Десятинного храма протоиерей Петр Гороновский.

Иван Иванович Расторгуев родился 29 августа 1800 года (по старому стилю) в городе Зарайске Рязанской Губернии. В метрической книге Благовещенской церкви города Зарайска есть актовая запись № 9 о родившемся мужского пола. Отец Иван Константинович Расторгуев, мать не указана.[1]

Основные сведения о жизни Иоанна Босого были собраны и описаны иеромонахом Евстратием (Голованским) в труде «Старец Вонифатий и его поучения. Духовные наставления основателя и строителя монастыря в Феофании города Киева игумена Вонифатия и его наставника юродивого Ивана Босого», изданном в 1873 году.

Иеромонах Евстратий лично общался с духовником Иоанна Босого, протоиереем Десятинной церкви Петром Гороновским, в приходе которого жил подвижник. Приводим его свидетельства:

«В сороковых годах, сказал отец протоиерей, в той мест­ности, где теперь находятся присутственные места, находи­лись ветхие домики моих прихожан. Один благочестивый мещанин той местности принял к себе бесприютного Ивана Босого. Иван Босой увидел у этого мещанина развалившийся погреб, ископал в нем небольшую пещеру и в оной поселился для своих благочестивых подвигов.

Он был прихожанином Десятинной церкви. Од­нажды в самый лютый мороз пришел он в Десятинную цер­ковь на всенощную накануне праздника Святителя Христова Николая - пришел босым, без шапки и в халате и простоял сблагоговением на коленах всю всенощную.(авт.)[2] После всенощной был в моем доме. Он рассказывал, что он мещанин го­рода Зарайска Рязанской губернии и неграмотный.

После сего благочестивый капитан Протасов в Лыбедской части города Киева принял к себе Ивана Босого, отвел ему весь нижний довольно обширный этаж своего дома для его благочестивых подвигов. В новом помещении Иван Босойпринимал и покоил странников и бедных. После сего Иван Босой нанял оба этажа прежде жилых комнат под Киево-Андреевскою церковью, - комнат, которыя служат как бы основанием Андреевской церкви».[3]

О благотворительной и духовной деятельности подвижника в период его жизни в цокольном этаже Андреевской церкви свидетельствует диакон этого храма:

«Иван Босой, наняв комнаты прежде жилыя в двух эта­жах под Киево-Андреевской церковью, пришел сюда от благочестиваго капитана г. Протасова, жившаго в Лыбедской ча­сти. Оба этажа служили и служат с западной стороны как бы основанием Киево-Андреевской церкви. В это время пришел к нему Дамиан, бывший свечепродавец в Троицкой церкви на старом Киеве, а теперь славный подвижник и строитель скита Феофании игумен о. Вонифатий, (ныне прославлен Церковью в лике преподобных) - пришел, как слыш­но было, с деньгами и сделался учеником Ивана Босого в христианских добродетелях. Нанятыя ими комнаты разделены были на шесть отде­лов. В первом отделе жили калеки мужского пола, во втором отделе - калеки женскаго пола, в третьем отделе для них, для бедных и странников, - трапеза, таковых трапезовало каждый день более двух сот; в четвертом отделе были повар­ня и хлебная, в пятом отделе находились съестные припасы, в шестом отделе были келлии Ивана Босого и ученика его Дамиана. Келлия Ивана Босого была посредственная, не боль­шая и не малая, вся от потолка до стола со всех сторон была улепотствована иконами разных размеров и достоинств, пред некоторыми из них теплились неугасаемые лампады. В переднем углу сей келлии лежал на полу камень в два пуда, о который Иван Босой во время ночных своих молитв пола­гал земные поклоны, от чего на лбу его сделался нарост вели­чиною с куриное яйцо. Иван Босой носил вериги почти в пуд, заклепанныя на нем навсегда, а другия чугунныя полтора-пудовыя вериги висели у него на стене в келлии. По смерти Ивана Босого последния вериги достались ученику его Дамиану, теперешнему игумену о. Вонифатию. Куда и на что он употреблял сии вериги, мне не известно, а то известно, что о. Вонифатий никогда не носил вериг.

В сем богоугодном заведении оба они принимали калек, бедных и странников; кормили их и покоили. Слава о их бла­гочестивых подвигах распространилась далеко; вследствие чего боголюбцы почти со всех сторон России присылали им немалыя деньги на богоугодныя дела. Иван Босой употре­блял их часть на странноприимность и благотворительность, а другую часть употреблял на нужды бедных церквей. Даже устроил два большие ящика, набитые разными церковными священными облачениями, один патриарху Александрийскому, а другой Антиохийскому; но за своею смертию не послал их, а послал по назначению ученик его Дамиан. При жизни Иван Босой сказывался неграмотным; но по смерти его оказались книги, по которым он ночью молился Богу, оказалась немалая тетрадь, в которую он вписывал имена жертвовате­лей. Он жил под Киево-Андреевскою церковью не более года. Он умер в Рождественский пост. До смерти его была ненастная по­года, а когда он умер, стояла погода благоприятная и тако­вая оставалась до погребения его тела. Тело его торжественно погре­бено на Щекавице; за телом его шли тысячи жителей Киева разных сословий.

По смерти Ивана Босого, по его завещанию, принял на себя странноприимницу ученик его Дамиан»[4]

В метрической книге Десятинной церкви записан Акт его погребения № 11:

«16 декабря 1849 года в возрасте 50 лет от простуды умер Рязанской губернии г. Зарайска мещанин Иван Иванович Расторгуев. Был погребён 18 декабря 1849 года. Исповедовал и причащал Старокиевской Рождества-Богородичной Десятинной церкви священник Пётр Афанасьевич Гороновский. Погребён Десятинной церкви священником Петром Афанасьевичем Гороновским с дьячком Григорием Барвинским и понамарём Мефодием Богославским на Щекавице»[5]

По свидетельству самого протоиерея Петра Гороновского: «Иван Босой заболел, меня призвали его на­путствовать. Я его исповедовал, совершил над ним Елеосвя­щение и приобщил Христовых Тайн. Скоро после сего Иван Босой умер смертью праведника. До смерти его были сильные морозы с заметелью, а когда он умер, то сделалась оттепель и стояла хорошая погода. На погребение его стеклось великое множество народа разных сословий тысячами, его погребли на Щекавице в веригах залитых на нем навсегда, положив в возглавие его тот камень, о который он полагал поклоны, от сего сделался нарост на лбе его величиною с куриное яйцо. Его погребал ректор семинарии (архиепископ Антоний (Амфитеатров) тогда ещё в сане архимандрита авт.) со многими священниками г. Киева, в числе коих находился и я. Акт погребения его за­писан в метрической книге Десятинной церкви.

После того когда я погребал мертвецов моего прихода, то видел, что жители г. Киева и дальние богомольцы, помолив­шись над могилой Ивана Босого о упокоении души его, брали по горсти земли из его могилы и отправлялись в свои дома.

Через несколько времени приходила ко мне жена Ивана Босого с дочерью девицею, и не скорбели, что он их оставил, возлюбив Господа Бога паче всего. Он был не то что юроди­вый, а был подвижником Христовым в собственном смысле этого слова: возлюбив Бога паче всего, а ближних как сам себя. Если угодно будет Господу Богу прославить своего пра­ведника, то он прославит его видимо»[6].

Приводим случаи благодатной помощи по молитвам подвижника при его жизни и по его смерти.

Пономарь Киево-Андреевской церкви рассказал об Иоанне Босом следу­ющее:

Когда я был, говорил он, в Голосеевской пустыни пса­ломщиком, тогда меня послали в Киев купить некоторыя вещи, которыя употребляются при богослужении. Купив нужныя вещи на Подоле, думал возвратиться в свою пустынь через старый город и, подъезжая к подъему Андреевской до­роги, вижу, против меня идет человек без шапки, в халате и босой и тут же на моих глазах пал о ледяную дорогу, отчего на лбе его сделалась рана, и из раны струилась кровь ручьем. Я в то же мгновение соскочил с саней и, имея на себе под верхнею одеждою утыральник, начал унимать струившуюся кровь и обвязал голову упавшего человека утыральником. Человек, пришедши в чувство, обратился ко мне и сказал: «Спасибо тебе за помощь, Иулианушка! Будешь и ты в Киево-Андреевской церкви и - будет тебе хорошо». Я удивился, как этот человек, видящий меня в первый раз и я его тоже, назвал меня моим собственным именем Иулианом? Приехавши в пустынь, я рассказал своим товарищам о сем происшествии. Товарищи все единогласно сказали, что это никто иной, какудивительный юродивый Иван Босой. Скоро сбылись на мне слова Ивана Босого. Проживши еще некоторое время в Голосеевской пустыни, я женился, и действительно определен был пономарем к Киево-Андреевской церкви, при которой служу уже несколько лет, имею четырех сынов, из коих два в придворном хоре, и живется мне хорошо».

«Даже я живу в том отделении, где жил Иван Босой», - заключил пономарь. «Да, яеще забыл одно сказать: я Ивана Босого особенно благодарю за то, что он лечил моих детей». – Отец Пётр спросил его, каким спо­собом? - Пономарь отвечал: «Бывало, двое, трое детей моих заболеют от лихорадки, я, не употребляя никаких медицин­ских средств, прямо иду к могиле Ивана Босого и, взявши землицы из его могилы, приношу домой; жена, поделавши из оной узелки, привязывает их на шеях больных детей. По­сле сего мы молимся: Господи Иисусе Христе, молитвамитруженника Твоего Ивана Босого свободи детей наших от бо­лезни. На другой день дети наши освобождены от болезни».[7]

В «Киевских Епархиаль­ных ведомостях» помещена статья господина И. Максимовича об Иоанне Босом:

«Если желаете знать, кто такой Иван Босый, зайдите на Щекавицкое кладбище в какой-нибудь из праздничных дней или воскресных, когда на кладбище бывает довольно народа, или в поминальный. Вы составите себе не особенно полное иясное, но зато надлежащее понятие о нем - об этом челове­ке, о среде, которая находится с ним в известных отношени­ях, о характере последних в самом процессе их образования, и, владея таким понятием, будете иметь возможность ука­зать явление, которое предстанет пред вашим религиозно-проницательным взглядом, то место в ряду явлений подоб­ного рода, какое ему принадлежит по его праву, т.е. по его внутреннему значению и достоинству, а не другое какое-нибудь. Войдите на наше кладбище через каменные ворота, что с архангельской трубой наверху, и тотчас же поверните налево по дороге, прилегающей около самаго забора. Вам придется пройти по этой дороге шагов двести, потом взять вправо шагов тридцать по небольшой извивающейся тро­пинке. В той местности, куда вы прибыли, нет богатых над­гробных памятников, мраморных или чугунных с золотыми надписями, а есть только кресты деревянные и возле крестов деревянных могильные земляные насыпи.

Между могильными земляными насыпями ваше вни­мание остановится на одной - не похожей на другие. Эта могильная насыпь не обложена дерном и земли на ней так мало, что если бы вы пожелали выровнять ее, то, прежде все­го должны были бы наносить откуда-нибудь земли. О ней как будто некому заботиться... Но отчего же возле этой мо­гильной насыпи так утоптано? И что это за узелки на ней и около и что в них? - И крест могильный, стоящий у этой осо­бенной насыпи, обратит на себя ваше внимание, потому что и он имеет в себе некоторыя особенности. На той стороне его, что обращена к могильной насыпи, в центре соединения продольнаго дерева с поперечным устроено из жести небольшое углубление, в котором стоит и теплится лампада. Лампадное масло нередко проливалось из лампады и оставило заметные следы на кресте до самого его подножия. На оборотной стороне креста - икона Усекновения главы Иоанна Предтечи на жестяной доске, а на другой жестяной же доске, установлен­ной над первою, надпись. Прочитайте ее и узнаете, кто по­коится под этим крестом с лампадой и под этой могильной земляной насыпью с узелками.

Немая земляная насыпь и безмолвный крест не скажут вам об Иване Босом ничего более, но больше скажут вам о нем те живыя личности, которыя не замедлят прийти к могиле, у которой вы стоите. Вот идет какая-то женщина-старушка. Подошла к могиле, перекрестилась несколько раз, набожно поцеловала крест с одной и с другой стороны и икону Усекно­вения. За нею подошли другая, потом третья, еще несколько, все из мещанскаго сословия, в возрасте от 30 до 60 лет. Не­которые из подошедших женщин только крестятся, а некото­рые бьют земные поклоны и целуют могильную насыпь. Вы снова смотрите по направлению к могильной насыпи, и вам покажется, что она сделалась такою приглаженною от того, что набожные женщины, часто опираясь на нее своими рука­ми, целуют ея землю.

- Кто такой был Иван Босый? - спрашиваете вы у набож­ных женщин.

Это был юродивый и прозорливый странник, - отвеча­ют вам женщины. - Странствовал он всегда босыми ногами и летом, и зимой. Принимая милостыню, он сберегал ее только до ближайшей субботы, чтобы можно было устроить обед длялюбимых им странников и нищих, а не то и прямо раздавал ее тем же самым нищим. Больше он молчал, чем говорил; но если обращался кто к нему за наставлением, он наставлял обращавшагося покаянию и жизни благочестивой. Придет, бывало, к нему кто-нибудь, Иван Босый тотчас назовет его по имени, хотя бы в первый раз его видел, узнает, что побудило его прийти к нему, и предложит наставления и советы. Помо­гал угодник Божий и в болезнях, и будущую судьбу человека предсказывал. Отпуская приходящих, он давал им на благо­словение маленькие кипарисные крестики или другое что, смотря по тому, какая судьба ждала отпускаемого. А иногда иничего не давал. Это в том случае, если приходивший к нему был человек злой, лукавый и приходил не за наставлением, но чтобы искусить подвижника. Зная душу человека, он узна­вал подобных людей и вместо наставления и кипариснаго крестика, бывало, накричит на них и выгонит поленом или палкою из своей кельи. ...

Киевские священные места, и в особенности Киево-Печерская Лавра с ее многочисленными святыми подвиж­никами, влияя в продолжении целых столетий на православ­ных киевлян, образовали, воспитали и упрочили в их уме ту общую идею, которая служила им всегда руководящим светочем в сфере явлений религиозно-нравственной жизни. И в настоящее время эта идея поддерживается, уясняется и оживляется теми же самыми средствами, которыя ее обра­зовали, воспитали и не иначе как с самым живым интересом относятся ко всем явлениям, имеющим на себе оттенок христианскаго подвижничества. Пред глазами набожных киев­лян встал человек, непохожий на обыкновенных людей; он носит вериги, ходит всегда босый, исцеляет болезни, нестя­жателен, прозорлив - что это за явление? Отвечая на этот во­прос, набожный народ производит сближение между общимисторически выработанным взглядом на христианское под­вижничество и частным, современным ему явлением.

- Что это за узелки здесь? - продолжаете вы спрашивать набожных женщин.

- Иван Босый, - ответят вам, - помогает от лихорадки. На кого нападает эта болезнь, тому нужно прийти сюда, взять в узелок земли и повесить его не шее, а оставит болезнь, сно­ва нужно прийти сюда и бросить узелок на могилу. Вместе сузелком надо принести лампаднаго масла по состоянию или денег на масло пожертвовать что-нибудь.

- Сколько дней нужно носить узелок?

- Три дня.

Спустя недолго, вдали покажется какая-то женщина, которая как будто пробирается к Ивану Босому и как будто уклоняется в сторону. Она уклоняется в сторону и остановилась пред какою-то могилою, потом другою, третьею и сталакреститься. Миновав затем много других могил и крестов, она уже прямо идет к Ивану Босому. Для нее нет более знако­мых на кладбище, кроме отца и матери, брата и сестры (это она пред их могилами только что молилась) и Ивана Босого.

- Зачем это, бабушка, вы молитесь над могилой Ивана Босого?

- Надо молиться, мой друг, потому что он за нас мо­лится.

- И от лихорадки он помогает?

Посмотрела бабушка с минуту и сказала протяжным го­лосом:

- Вы бы потрудились прийти сюда весной, когда бого­мольцы приходят в Киев из далеких сторон, и увидели бы тогда, сколько народу здесь бывает и сколько земли разбира­ют, так что сторожу раза два и три на лето приходится оправ­лять могилу. Многим, многим помогает Иван Босый...

- Сколько же времени нужно носить узелок?

- Двенадцать дней. Но прежде чем повесить его, нужно «смерять» (обвить) ниткой икону Усекновения, вот эту, что здесь на кресте (день Усекновения, заметила при этом ба­бушка, - день Ангела Ивана Босого), и на той самой нитке, сколько ей придется, носить узелок.

Снова перекрестилась бабушка, поцеловала крест и по­шла своей дорогой. За нею подошла к могиле Ивана Босого еще одна женщина.

- Скажите, пожалуйста, долго ли нужно держать на шее узелок с землею, чтобы бросила лихорадка?

- До тех пор нужно держать, пока не бросит.

- От лихорадки ли одной он помогает или и от другого чего-нибудь?

- И от лихорадки помогает, и от «всякой болезни и на­пасти». И опять увязывается на то, что много народу сюда приходит.

Узелок с землею нужно носить «три дня» - по одному ис­точнику, по другому - «двенадцать дней», по третьему - «до тех пор, пока не бросит». Нужно повесить узелок на нитке ка­кой бы то ни было, говорят одни, другия же присовокупляют к этому следующее условие: «нужно повесить узелок на той самой нитке, которою обведена была икона Усекновения». Узелок с землею «помогает от лихорадки», слышится с одной стороны, и «от лихорадки и от всякой болезни и напасти», слышится с другой. Такова сила авторитета, произшедшаго через сближение исторически выработанной идеи о высоком значении христианскаго подвижничества с явлением челове­ка особенного по своей жизни и деятельности. Общественное мнение данной среды обращается в пользу этого особеннаго явления и затем сообщает тон и направление и всем част­ным явлениям, соприкасающимся в том, которое послужило основанием для первоначальнаго образования авторитета.

Вот кучка мальчиков-мещан направляется к могиле Ива­на Босого. Дети перегоняют друг друга, подняли крик, и в крике слышится имя Ивана Босого. От кого они узнали об этом человеке? От кого же, если не от бабушек своих, но бабушки заявляют о своих внучках, что они нередко с могилы Ивана Босого таскают деньги и обращают их на свои потреб­ности (некоторые из выздоравливающих бросают деньги на могилу или кладут в то помещение, где стоит лампада, неко­торые же отдают свои пожертвования в руки кладбищенскаго сторожа).

За детьми подошли к Ивану Босому какие-то два велико­роса средних лет. Они, почти что не перекрестившись на мо­гиле, начали читать известную уже нам надпись. Не спраши­вайте их ни о чем, касающемся обстоятельств жизни Ивана Босого, они не знают ничего больше, кроме того, что содер­жится в надписи... Впрочем, и им известно, что Иван Босый помогает от лихорадки.

За двумя великоросами пришел еще один великорос лет 29, из рабочих, на лице желто-бледный, с тусклыми глазами и до такой степени обессиленный лихорадкою, что едва воло­чит ноги. Он подошел к могиле Ивана Босого, бросил узелок с землею и одну копейку (именно одну), стал креститься и шептать какую-то молитву.

- А что, парень, помогло тебе?

- Да, раз бросила, недели две тому назад, потом дня через два опять напала, теперь снова бросила...

- Сколько раз приходилось тебе брать здесь землю? Два раза?

- Нет, один раз всего.

- Где же ты держал узелок в те два дня, когда не было ли­хорадки? По-прежнему носил его или нет?

- Носил все время.

- А что будешь делать, если лихорадка снова возвратится к тебе? Опять придешь сюда за землею?

- Приду.

Неверующий в этих знаках уважения к памяти благочестивого подвижника признает только суеверие. Человек верующий видит здесь проявление народной веры и благо­датную помощь Божию, по молитвам Его снятых угодни­ков, подаваемую чрез некоторыя видимые посредства и ис­полнение обещания Спасителя: по вере нашей будет нам (Мф. 9, 29). И. Максимович»[8]

Эта статья слово в слово перепеча­тана в газете «Киевлянин», только после слова «прииду» добавлено следующее:

«Прочитав в «Епархиальных Ведомостях» статью, извлечение из ко­торой приведено нами, мы невольно подумали:

Суеверие ли это или вера - во всяком случае, эти просто­душные поклонники Ивана Босого гораздо более понятны и заслуживают уважения, чем настоящие правители Франции, руководящие Лурдскими пилигримистами: первые добро­совестны, а последние - просто эксплуатируют религию на­рода.

Пишущий сии строки, по случаю погребения на Щекавице некоторых мертвецов, умиравших в странноприимнице Киево-Златоверхо-Михайловскаго монастыря, не раз бывал и у могилы Ивана Босого, и каждый раз замечал, что над мо­гилой Ивана Босого насыпи или совершенно не было, или же была некоторая часть оной - приходившие почитатели Ива­на Босого к могиле по горсти землицы из его могилы уноси­ли в свои домы.

Замечал один и тот же деревянный четырехаршинный крест, окрашенный зеленой краской. На восточной стороне сего креста изображено не в малом виде распятие Господа Иисуса Христа. В конце правой руки Его, распростертой на кресте, изображен лик Матери Божией в круге, у левой руки Спасителя изображен лик святого Апостола Евангелиста Ио­анна Богослова. С западной стороны на сем кресте пригвож­дена на перекрестья жестяная доска длины в 3/4 аршина, ширины в 2/4 аршина, на которой изображено усекновения честныя главы святого Иоанна Крестителя Господня.

В таком виде, когда я только ни был на Щекавице, всегда заставал могилу Ивана Босого и крест, над ней стоящий.

Когда я кончал статью об Иване Босом, пришла мысль посетить теперь могилу Ивана Босого и узнать, в каком она теперь находится положении и крест.

С этой целью отправился я к могиле Ивана Босого 16 марта 1872 г. И только что вступил в Щекавицкое кладби­ще через большия ворота кладбища, как встретился со мной причетник Щекавицкой церкви, при которой он уже служит 16 лет. Сего причетника я пригласил с собой идти к моги­ле Ивана Босого. Мы поворотили от кладбищенских ворот к западной части Щекавицкаго кладбища и шли почти под самой оградой кладбища по дороге, не шире сажени, - шли между могилами по обеим сторонам дороги. Прошедши по сей дороге в одном направлении около 40 сажень, вдруг за­метил я проторную дорожку на правую сторону между моги­лами же. Видя сию дорожку, спросил я провожающаго меня причетника: куда ведет эта дорожка? - Причетник ответил: «К могиле Ивана Босого, она сделалась протоптаною от приходяших к могиле Ивана Босого его почитателей. - В весен­нее и летнее время таковых почитателей иногда приходят сотни. Они, помолившись над могилой Ивана Босого о упо­коении души его, каждый берет с могилы его по горсти зем­лицы и уходят восвояси. - Жители г. Киева берут ее от лихо­радок, а в прошлом 1871 году, когда в Киеве свирепствовала холера, брали землицу с могилы Ивана Босого, как предохра­нительное средство от ней. - В весеннее и летнее время я с могильщиками делаем над могилой Ивана Босого немалые земляные насыпи и окладываем оную дернами, смотри - че­рез несколько времени их и не станет - посетители могилы уносят землицу».

Через три минуты после сего рассказа мы уже стояли у могилы Ивана Босого. Когда я посмотрел на могилу, на ней не было никакой насыпи. Около могилы Ивана Босого во все четыре стороны сплошь да рядом было видно бесчисленное множество могил, обложенных дерном; могилы сии уже по­крывала весенняя зеленая травка и весенние молодые цве­точки, а на могиле Ивана Босого ничего не росло от ежедневнаго уменьшения земли от ея посетителей.

Когда я посмотрел на крест, стоящий над могилой Ива­на Босого, то заметил некоторое добавление на оном против прежняго, именно, с восточной стороны пред ликом распятаго Господа Иисуса пригвожден ко кресту жестяный фонарь в стеклах, в нем утверждена лампада, которая теплится во все субботы, воскресные, Господские и Богородичные дни, по словам причетника, около меня стоявшаго. Когда я спросил сего причетника, на чей счет покупается масло для лампады, он отвечал: «Жители г. Киева приносят масло и отдают мне для оной лампады, и столько приносят, что не только доста­точно онаго для лампады над могилой Ивана Босого и для лампады Щекавицкой церкви, но еще каждого остается его около двух пудов».[9]

По поводу статьи об Иване Босом, помещенной в «Киевля­нине», Аксоченский, редактор журнала «Домашняя беседа», об Иване Босом отзывается так:

«Несколько слов пробудили во мне воспоминания об этом удивительном человеке, ис­тинном подвижнике и теперь уже неземном молитвеннике за нас грешных. В первый раз мне удалось увидеть его в начале 1843 года зимой. Я тогда был еще студентом. Не помню хорошо, в ка­кой именно день отправился я в Лавру к обедне; холод был нестерпимый; я шел, закутавшись как можно плотнее в ши­нель, и учащал мои шаги, чтобы согреться. Гляжу, на подъеме Александровской горы, находящейся тогда в первобытном состоянии и крепко напоминавшей собою Кавказ с его стрем­нинами и провалами, бежит какой-то господин, довольно плотнаго сложения, лет так сорока. Он был без шапки, в лег­ком халате, простиравшимся до пят; на ногах его не было ни сапог, ни даже каких-либо чулков. Господин этот гнал пред собой деревянный шар величиною в небольшой арбуз, кото­рый скатывался вниз и доставлял немало хлопот тому, кто подгонял его. Удивленный таким явлением, я невольно оста­новился. «Чего ты стал?» - сказал Босой, взял в руки непо­слушный шар. «Иди вперед, вперед, вперед! Видишь, шар то твой валится назад, как не стараешься; а ты все-таки толкай его вперед!»

Недовольный такою фамилиарностию, я, плотнее завер­нувшись в шинель, пошел быстро от моего нежданнаго со­беседника.

- Ты не спеши, раб Божий! Шар то возьми с собой, ведь тебе приказано гонять его. Куда ты идешь? - сказал Босой, поравнявшись со мной.

- В Лавру, - отвечал я.

- Вот и хорошо - ты в Лавру, и я в Лавру. Давай же вместе подгонять шар. И, бросив свою игрушку, он принялся под­талкивать ее. С Крещатика подъем сделался круче, и я опере­дил своего спутника, который гонялся за своим шаром, ска­тывавшимся вниз. Возвратившись в академию, я рассказал о встрече моей товарищам и узнал от них, что спутник мой был известный всему Киеву юродивый Иван Босой.

Недели чрез две случилось мне быть в Михайловском мо­настыре. Отслушав обедню в домовой архиерейской церкви, я проходил мимо подъезда келий, занимаемых владыками. Гляжу, стоит Босой и с комически-гордым видом оделяет ни­щих деньгами, кусками хлеба, а иным показывает шиш. За­метив меня, он подскочил ко мне и, подавая какую-то моне­ту, сказал: «Вот и тебе, раб Божий! Возьми, дружок, возьми, тебе деньги надобны».

- На табак что ли? - сказал я с насмешкой (Никогда не прощу себе этой глупой студентской выходки!).

Иван Босой сплюнул.

- И без табаку будет у тебя горько во рте, - сказал он, от­давая монету какой-то подошедшей женщине. - Возьми, ста­рица, - прибавил он, - и помолись за него дурака!

Оскорбленный таким названием, я чуть не выругал навязчивого моего благодетеля, а он, захохотав мне вслед, за­кричал: «Пожалеешь, брат, о моей копеечке!»

Прости меня, подвижник Христов, отринутая мной копе­ечка твоя стоила мне тысячи скорбей в малой и злой моей жизни!..

Потом, не помню уже когда именно, но только летом встретил я Ивана Босого на Плоском.

Это была пора самых пламенных юношеских моих мечта­ний и надежд.

Пользуясь вниманием одной достойнейшей девицы, ко­торая, по неисповедимым судьбам промысла Божия, стала потом моей женой, счастливый и беззаботный, шел по ули­це, чуть ли даже не напевая что-то. Вдруг на самом повороте улицы к Щекавице саженною палкою, на которой привязан был огромный букет простых полевых цветов, перемешан­ных с бурьяном и крапивой, очутился предо мною Иван Бо­сой. - «Здравствуй, приятель, - сказал он, подходя ко мне. А я был... (тут он назвал имя девицы, о которой я мечтал)». «Как же ты ее знаешь? - спросил я с непритворным изумле­нием».

- Вона! Кого я не знаю! Бедненькая! Повянет все, все у ней повянет. ( Жена моя умерла чрез два года потом в лютой чахотке). На-ка вот и тебе цветочек!

- На что они мне?

- Я сам знаю, что не нужны, да возьмешь, возьмешь! За третьим сам пойдешь

- Сумасшедший! - сказал я, отходя от него с досадой. Невеселое настроение моего духа исчезло, я пошел тихо и скромно, за мной гнался раздражающий смех юродивого.

После этого я уже не видел Ивана Босого. Прошло не­сколько лет, пошатавшись по свету и убоявшись бездны канцелярской премудрости, я возвратился вспять к моим пена­там, моим ученым занятиям, моей любимице литературе.

В 1852 г. я был уже в Киеве. Как-то между разговорами я узнал от моего доброго хозяина, когда-то евшего со мною одну академическую кашу, что Иван Босой умер. Подроб­ности подвижнической жизни этого необыкновеннаго че­ловека сильно заинтересовали меня. Не оставляя трудного подвига юродствования, Иван Босой приютился под цер­ковью Святого Андрея Первозваннаго в огромной нежилой зале, служившей как бы фундаментом дивному зданию знаменитаго архитектора Растрелли. Зала эта замечательна, между прочим, тем, что в ней содержался некоторое время пленный Фрезером Костюшко - предводитель польских кон­федератов. Теперь эта зала, старанием известного нашего писателя Андрея Николаевича Муравьева и по благослове­нию Высокопреосвященнейшаго Арсения, Митрополита Ки­евского, обращена в Церковь во имя преподобного Сергия Радонежского чудотворца. В этой-то зале Иван Босой открыл странноприимницу. Сам, без всяких средств, живущий толь­ко о имени Христовом, вменивший в улиты все сокровища мира, подвижник собирал целые толпы странников, так что в иную пору число их простиралось у него до 200 человек. Он предлагал им трапезу, беднейших оделял деньгами и сам вы­зывался быть их путеводителем по Святым местам Русского Иерусалима. В приобретении средств для содержания своей странноприимицы Иван Босой употреблял очень простой способ: он прямо являлся к более зажиточным из киевлян и настоятельно требовал того или другаго для своих дорогих гостей, - и никто не отказывал ему в этом. Главным помощ­ником его в этом святом богоугодном деле был тогдашний гражданский губернатор И. И. Фундуклей, к которому Иван Босой имел беспрепятственный доступ и называл казначеем своей странноприимицы. Молва о благотворительности Бо­сого разнеслась по России, и он стал отовсюду получать при­ношения, давшие ему полную возможность поддерживать богоугодное заведение. Между тем Иван Босой оставался тем же босовиком; на него, казалось, не действовали ни лютые морозы, ни удушающий жар; всегда веселый и, по-видимо­му, беззаботный, он ходил днем по святым местам Киева, а ночью предавался молитвам и богомыслию. Мне рассказывали, что в комнате было постоян­но душно от прилива посетителей, желавших поклониться усопшему, не слышно было от него ни малеишаго запаха. «За гробом его, - пишут в «Киевлянине», - шли тысячи народа, и слышен был плачь беспомощных, лишившихся в нем своей подпоры».

Вследствие прошения Аскоченскаго к тем, «кто ближе знал Ивана Босого, сообщить о нем подробнейшие сведения», один г. С. Ж-н писал к Аскоченскому письмо, в котором, меж­ду прочим, пишет об Иване Босом следующее: «Обошедши все святыя и достопримечательныя места Киева, я припом­нил ваши слова, обращенные ко всем киевлянам и гостям киевским касательно недавно скончавшагося подвижника Ивана Босого, и пожелал поклониться хоть могиле его. Мно­гих расспрашивал и о жизни этого неразгаданного человека, и все единословно отвечали мне, что он был именно свя­той жизни, что молитвами его многие получают исцеление от разных болезней, и что презревший при жизни своей всеобольщения мира, видимо прославляется ныне пред Богом и людьми. Мне сказали, что могила Ивана Босого находится на Щекавице и я, улучив свободное время, отправился туда. Не­изъяснимое чувство объяло мою душу при взгляде на эту нео­бозримую Иосафатову долину вековечнаго Киева: это не была скорбь, не был ужас, а какое-то сладостное томление, выжи­мавшее из груди слезы и выражавшееся тихою безмолвною молитвою. ...Пересмотрев множество памятников, перечи­тав сотни надписей, я не находил того, чего искал. С грустью оставил я кладбище, жалея о безуспешности моих поисков. Вдруг в сторонке увидел я старушку, сидевшую на зеленею­щей могиле. Согретая лучами летнего солнца, она спокойно дремала. Я не хотел тревожить ее, и в ожидании ее пробуж­дения я уселся напротив ее на могильном камне. Вокруг меня все дышало таким миром и тишиною, таким невозмутимым безмолвием, и при всем том так внятно говорившим серд­цу, что я забыл и про цель моих исканий, и про старушку, и даже о себе самом. Лишь одна мысль объяла все чувство мое: перст есмь, перст есмь, повторяло какое-то смиряющее чув­ство внутри меня, и слезы неслышно лились по щекам моим. Старушка чрез несколько времени проснулась.

- Бабушка! - сказал я, - не знаешь ли ты могилы Ивана Босого?

- Босенького-то! - отвечала она, поднимаясь с моги­лы. - Как не знать, родимый! Пойдем со мной. Да ты зачем к нему - по болезни что-ли какой или так, по-родствен­ному?

- Нет, бабушка, по усердию.

- Спаси тебя, Господи.

- А не знаешь ли ты, старушка, про Ивана Босого? - спро­сил я, идя с нею рядом. - Или, по крайней мере, не слыхала ли чего?

- Как не слыхала, батюшка. Я и сама близко его знала. Да и кто его не знал из нашей бедной братии? Это был, родимый ты мой, человек блаженный. Все летушко и зимушку ходил он босенький. Кормилец наш был, царство ему небесное! -говорила она, набожно крестясь.

- Кормилец? - Кормилец, батюшка! Бывало, наберет нашей братии, бедненьких-то, - он жил тогда в церкви Андрея Первозван­ного, - много наберет нас, да и любил же он нас, сердечный, царствие ему небесное! Наберет, говорю, да и станет кормитьнас. Отрежет тебе вот такую скибушку хлеба (старушка по­казала размер руками) и ложечки четыре борщику нальет да и скажет: «Ешьте во славу Божию, дорогие гостеньки! Чем богат, тем и рад». А вот денег не любил давать. Попросишь, бывало: «Босенький! Дай ты мне копеечку!» А он тебе ку­киш покажет: «На что, скажет, тебе нужны деньги. Ты ми­лости проси у Бога вот так: хлеб наш насущный даждь нам днесь. Тут о деньгах нет ни слова. Ну так ты и не проси их». А умирал-то, сердечный, как чисто праведник! Сам митро­полит был при его смерти. «Где тебя похоронить, Босой? - спросил он его. - Я тебе, говорит, в Лавре схороню». «И, нет,не надо! Похорони меня на Щекавице, там между братией моей, между друзьями моими, поближе к бедненьким-то». Вот тут его и похоронили, вот тут он и спит, родимый наш.

Я взглянул на показанную мне старушкой могилу. Она вся была взрыта и, как заметно, руками. На могиле водружен большой деревянный крест с изображением на одной стороне Распятия, а на другой - Усекновения главы святого Иоанна Предтечи. Крест этот, по словам старушки, сооружен усерди­ем киевлян, чтущих доныне память праведника, но жаль, что нет на могиле хоть какой-нибудь самой скромной надписи, тем более, что, как говорила старушка, не проходит того дня, чтобы не было кого здесь или так, по усердию, или по поводу какой-нибудь болезни. «Видишь ли, батюшка, могила-то вся взрыта. Уберут ее голубушку, обложат и травушкой, и цветоч­ками, а на другой день - гляди, опять взрыта. Это, родимый ты мой, значит, что народу-то много приходит к босенькому: землицу берут и с верою в молитвы его у Господа исцеление получают, больше все от лихорадки». Взял и я себе землицы с могилы праведника, прося его молитв и заступления пред Богом, которому предстоит он ныне в лике праведных».[10]

В годы безбожной советской власти массовое почитание Иоанна Босого прекратилось. В1935 году в генеральный план застройки Киева был внесен пункт о преобразовании многих киевских холмов, в том числе и горы Щекавицы. Церковь «Всех Святых» и большую часть кладбища, кроме старообрядческого и мусульманского участков, снесли. Честные останки Ивана Босого перенесли на старообрядческий участок Щекавицкого кладбища, не смотря на богоборческую власть, благочестивые киевляне чтили память великого подвижника. По свидетельству работника Щекавицкого кладбища Евгения Фёдоровича Кушнирова, к могиле Ивана Босого приезжают не только киевляне, а и люди из других городов, чтобы помолиться великому праведнику и получить исцеление по молитвам и предстательству угодника Божьего.

В 2005 году на месте фундамента Десятинной церкви был образован малый Десятинный храм в честь равноапостольных князя Владимира и княгини Ольги. В 2009 году решением Синода УПЦ было принято решение открыть на этом месте монастырь в честь праздника Рождества Пресвятой Богородицы. После прославления преподобного Вонифатия, братия монастыря узнала о том, что учителем святого Вонифатия был прихожанин Десятинной церкви Христа ради юродивый Иоанн Босой. Особое почитание и дальнейшие исследования жизни подвижника были предприняты после такого случая. Иоанн Босой явился во сне наместнику Десятинного монастыря архимандриту Гедеону (Харон) ранним утром в день празднования Похвалы Божией Матери. По свидетельству наместника, подвижник стоял возле панихидного стола и был в окружении множества народа. На слова наместника – «Здесь у нас Иоанн Босой!», подвижник ответил – «Да, да, батюшка, я тут! Я всегда здесь!». Наместник проснулся в восхищении, и оповестил об этом братьям и прихожанам монастыря. По окончании Божественной Литургии все поехали на Щекавицкое кладбище, где была отслужена панихида на могиле праведника, дивным образом напомнившего о себе своей родной обители. Особо ценен тот факт, что явление во сне было явным, и архимандрит Гедеон очень хорошо запомнил как выглядел подвижник. «Я бы узнал его из тысячи: довольно высокого роста, возрастом около 50 лет, одет в длинную простую рубаху, на шее из-под одежды были видны цепи». Удивительно, что на тот момент наместник не был особо знаком с житием Иоанна Босого, и ему не было известно, о том, что подвижник носил вериги. Братия Десятинного монастыря Рождества Пресвятой Богородицы с благоговением перенесли камень с могилы подвижника в Владимиро-Ольгиевский храм Десятинного монастыря.

По благословению Блаженнейшего Владимира митрополита Киевского и Всея Украины и под руководством наместника архимандрита Гедеона, в Десятинном монастыре Рождества Пресвятой Богородицы, была создана комиссия по подготовке к канонизации Ивана Ивановича Расторгуева. После тщательного изучения и сбора информации о жизни Иоанна Босого 19 июня 2014 года решением священного синода УПЦ (Журнал №17) было принято решение о причислении к лику месточтимых святых Киевской епархии Иоанна Босого

29 декабря 2015 года в Десятинном монастыре Рождества Пресвятой Богородицы состоялось прославление блаженного Христа ради юродивого Иоанна Босого.

Список литературы.